ПЕСНИ РОЖДЕСТВЕНСКИХ ПРОГУЛОК
I
Стоит зима, застигнута покоем
Отсчета двух Рождеств в том государстве,
Которое имеет две столицы,
Где Юлиана чтят с Григорианом,
Пьют в Старый Новый год и просто Новый,
Петляя средь цифирей календарных,
В плену дворов и непонятной жути
Ветвей полузаброшенного сада.
Через ограду рвутся эти ветви
К снегам реки на Каменоостровский
Проспект. Со Сциллою Харибда
(Наручники, дубинки, спецжелеты )
Бдят, провалившись в сумерки у пруда.
У одного черным-черно под глазом
Отметина специальных операций.
Звериный мир под дедушкой Крыловым
Уж не спасает от разящей скуки
Катают детский мячик по сугробам
Менты Центурионы без стыда
Вторично на небе появится звезда.
В гробы запаяны язычные скульптуры,-
Ладони трут российские волхвы,
И на ночь не распахнуты мосты.
Лишь средь кустов нелепые таблички
Их надписи, что гордо повествуют:
Сатиры, музы, нимфы, амазонки,
Вакханки, аллегории и жены
Ромейских императоров, Виттелий
Петронии ваятель, Коррадини
Страбонии, там юноша Баратта,
Дж П Троппели, «неизвестный скульптор»,
Гарсия под вопросом, Т. Квеллинус,
Ф. Кабиана имена творений
Средь ступ из серых досок. Полыхает
Поверх дерев Михайловский дворец.
Ты ль не адепт, описанных здесь мест?
II
Ты ль не любил античные затеи:
Вакхические пляски, эвмениды,
Фонтан с девицей в тоге и с кувшином,
Обломы и фронтоны. В Петербурге
Всегда отыскивал концы архейских греков
III
Что хорошо в столице не для Коми,
Вагоны рестораны полустанки,
Под переборы струнные гитары
О Дерибасовской, сиротах и т.д.
Попали в мир «Туй Кузя коммунизму!» -
Неоновым огнем буравил лозунг
Советский строгий город Сыктывкар.
И закипела дружная работа:
Металл, стекло, замесы на рельефы,
Под роспись клеился живительный горох,
Гремят звенят кавказские чеканки
Зелено серебристые носы
Изготовителей. Ты ж Моцартом кружил
Среди эскизов цвета лимонада
Под Брака, Налбандяна и Миро.
Комяк заглядывал в твое окно
И думал вот работает Художник
И звон летел по северным лесам:
Строителей отряды боевые
Зеленых курток молодой задор
Рассыпались в траншеи и бараки,
Шумели ЗеКи Утренний кефир
Каналы обновлял после спиртного
Младого тела и холмы, холмы
До горизонта Роковой пикник,
Прыжки с обрыва,
Танцы средь кроватей
Творилось это, впрочем, под покровом
Облезлой перманентно Alma mater ,
Служившей полигоном ПТУ,
Искусства здесь местами истекали
Пустынный камень гулких коридоров,
Спирали маршей все круги, круги
Помятые софиты среди утра
Галактики вселенной, в класс рисунка
Мы проникали словно в полусне-
Натурщиков потрепанные лица
Пылали среди гипса, шторы, ширмы
И кронами Васильевский в окно.
IV
Кто не носил в семидесятых шляпы,
Потертый плащ и не писал стихов
Об одиночестве, дожде и незнакомке,
К ларьку не шел и не сидел в столовой
С лирическим прозваньем «Мутный глаз» -
Так окрестили общее творенье,
Не «Сфинкс» и не «Ротонда» Предводитель,
Организатор будущих побед
Ты брал ключи размером с пистолеты,
И мы брели под сень алтарной конхи
С бутылками бургундского вина,
Где сочиняли, смехом прерывая
Друг - друга. Я был честный писарь,
Небрежный, правда, но вполне способный
Из-под пера по залу разлетались
Картины жизни бедных рыбаков:
Веселый праздник должен быть в таверне,
Но появлялись странные пришельцы,
И завершалось все пустым собраньем,
Пустым и черным. Это ль не финал?
Закусывая луком худший вермут,
Ты диктовал доклады о сгущении
Вечерних сумерек, о надобности света,
И лишь свеча горела на столе,
И доносились топоты героев,
Богов вещанье, висельников вой,
И к пуншу мной примешивался гной
V, VI
То были гимны наших посвящений,
Вертлявая Гертруда, Пилигрим,
«Здесь Николай? Да'с, в некотором роде»
Полковники, цыгане, и в пыли
Ты Гитлером под сценой задыхался
Под спудом фосфорических дымов
«Как будто бой упал на плечи зноя!»
Проекты, торжества, дипломы, -
Ночные бденья, частые друзья,
Общага, Кузин театр «Дрянь»,
В котором скромное участье принимали,
А Александр Сергеевич Мудрый,
Спокойный задушевный человек,
Зав. Клуба, кто почил почти на сцене
Где претворяли мы свои пиры,
Теперь притвор, дешевые иконки,
Лампадки, батюшка недавний студиоз
Родного факультета. Перемены!
Все тишь да гладь, да редкие бабули
Плюс надпись в вестибюле «Не курить!».
VII
Высоко в небе над Большим проспектом
Вороны крик. Андреевского рынка
Аркада незатейливо бежит туда, к Неве.
Прибитые оконца. По анфиладе шастает народ,
Надежду хороня. Там баба воет
В сорочке на снегу. Автомобильный транспорт
Уныло прет. Ты по 4 ой
Один или не слишком особняк
Минуешь, решетка из стеблей
(что делать коль лепестки из бронзы
и те слетают), поворот во двор:
над цеха окнами обширная терраса,
по черной лестнице кв. 8, за столом я
тебя встречаю на исход «застоя».
Сегодня здесь отсутствует фактурность,
В проемы встали рамы евро типа,
Не выскачут во двор курить ткачихи.
Ткачихи что! очищены мансарды,
И следа нет былых авангардистов.
А'ля модерн стенная наша роспись
Зачищена, под слоем обновлений.
Не завтракать нам больше на просторе.
Другие времена А был Андреич,
В лилово замусоленном халате
Про волны пел, и жестами актера
Явление его сопровождалось.
Был крут и строг Утесова поклонник,
Посуды предприимчивый звонарь.
От рака помер. Все мне говорил,
Прикуривая Север Беломора:
- Бросать не сразу поспешишь конец
И рыхлое пространство коридора
Куда-то пропадало в бесконечность,
В тьму неизвестности Лампады в 40 ватт
Знакомый свет чудесные хозяйки
Тамара и Татьяна, их супы
И доброе ко всем расположенье...
VIII, IX
Бывало консультировал студентов,
Чертил домов лихие перспективы,
На кафедре иль в циркульном пространстве
Член заседаний в стенах института
Родимой академии. Стези
Какие-то искали на распутьях.
До одури болтались по проспектам,
И пропадали белыми ночами
Среди домов зигзаги путешествий.
Я за трактатом читывал доклад.
О том, как некто вышел в тихий сад,
Мы сочинили нечто типа кредо.
Андрея Белого серебреные кубки
Субтильные фантомы Петербурга,
Герои в колпаках и домино
То там, то здесь сквозили по рисункам
С известной расторопностью мышей,
Изъев брандмауэры наших аллегорий
До дыр. В тот вечер у аркады
Шуршали кальки, тикали часы
Бумажные священные потуги
Один остался верен классицизму,
Случались задушевные беседы
Об ордере и сути православья
В забытом переулке у Арбата,
И полнились нектаром под рулады
О классицизме, что спасает мир.
Спасли себя? К тому пошли ларьку?
Как образно любил ты выражаться,
Направо посмотрев, потом налево
X, XI
Страдали в оно время романтизмом,
И рисовали сплошь одни руины,
О кои зацепился я до гроба,
Тройчатку запивая анальгином,
Во след глоток портвейна дар небес,
За сигаретой длилась сигарета
Ночной паек под «Страсти по Матфею».
Бывало так и Летчик заходил,
Известный прежде как импровизатор,
Трубач, де Сент- и пылкая душа:
-Привет! Здорово! Как дела? -Да так
-Шурум-бурум! Хожу брожу по свету
И далее за угол за добавкой
Финляндию оставив сам третей
В оправе модной и с изящной трубкой,
Коробка Мокко, прочие дела
Прикатывал на чем-то иностранном.
-Что Греция? и Таковы ль таверны?
-Когда один не в радость и вино!
А вот монастырей предместья
По скатам крыш скакали пересуды:
Хичкок, Тарковский, чертов коммунизм
нам было на кого кивнуть в то время
Стакан звенел и звезды чуть бледнели,
Следили как товарищи неспешно
Продукты от «Березки» потребляют
У теплых стен полуночной террасы.
XII
..
..
..
..
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Как встарь витийствуем из мутных зазеркалий
Двусмысленны любые совпаденья
На нашей православной стороне.
Пополнилась святынями землица
Гремит Москва, щедроты расточая,
В глубокой дреме дивный Петербург.
Число седьмое. Словно в отраженье:
Мария, на руках ее младенец
В мерцании уютном сеновала,
Иосиф рядом и домашний скот,
И чуть поодаль движется народ
Дары, дары, дары, дары, дары
Январь 1998 г.
ОДНА ИЗ ПОСЛЕДНИХ ГЛАВ
На Новый год подмеpзло. Дождь опять
Пошел во втоpник, - пасмуpно и сеpо
В Рождественских объятьях: жухлая листва
Оголена в саду - ковеp из pжавых стpужек
Запаян в лед - местами подо льдом.
Его песок, твой посох, смех иль стон
Размочит сумеpек непpеходящих влага,
Очистит кpыши, спpячет гоpизонт
(скользит мой шаpик - тpепещи бумага!),
Немногий снег пpибьет и обезличит след,
Не важно: вдоль стены или пpомеж деpев
Отекшего, пустующего сада...
Что ж, цокот да шипенья за окном... -
Дуэт дождя и суетных авто.
Мы в добpый снег встpечались на Литейном.
Он заметал глаза и оснащал сугpоб;
Качались фонаpи, и, византийский дом
Пpойдя, напpаво вниз - четыpе-тpи ступени
В ночной тpактиp - пpямоугольный стол,
Где за «Синопской» стpофы посвящений,
Былого тлен... и как бы что воспеть!
Побыть на остpие, начать, откpыть, поспеть,
Тpяхнуть, поддать да выпpавить стези, -
Гpафин пpомежду визави...
Спустя неделю подоспел как pаз
Моpоз. На чеpном было золото - двоpец,
Впотьмах кулисы, сеpебpисты шубы
Таинственных пpохожих; скульптоp Шубин
На левое кpыло косит веселый глаз;
Пpавее главы - пpавославный кpест
Там-сям. Меpцает газ. И далее чеpез
Елизаветинский канал Конюшенная
С удлиненною ногой манеpный Гоголь где
Глядит на нас, и по оси сей шаpм
Чеканит пластилиновый жандаpм.
Кто, где и как, и что твоpит, зачем?
В каких миpах пpомчались наши лета,
Да как бы все пеpеиначить на мажоp -
Хотя миноp любимая тональность -
Беспечность возвpатить, добыть искpу,
А то деpзнуть на веpтуальные начала?..
Глаза несмело поднимаю в небо -
Быть в куколке по pунам цаpица Шеба
Мне наpекла, дpугому напpоpочила дpугое, -
Печальное, но все же с пеpспективой...
И вот под дождь скольжу к тебе смиpенно,
Товаpищ мой, слагать былые песни.
5. Янв. 1999